Ульяновский Государственный Педагогический Институт в годы Великой Отечественной Войны 1941-1945

Виртуальная экспозиция

"Призвание" 1963, 23 февраля. М. Чурилова

Последний вальс

(отрывок из рассказа)

Получив пополнение, наш батальон вновь выдвигался к переднему краю.
Навстречу нам из лесов и болот к родным пепелищам тянулись обездоленные войной люди. Измождённые женщины везли на саночках уцелевший скарб и чумазых ребятишек, закутанных в лохмотья лоскутных одеял.

На седьмой день первая рота подошла к тому месту, которое на карте обозначалось как населенный пункт Шевелево. Теперь от него не осталось ничего, что напоминало бы о большой деревне. Только вдалеке на пригорке стояла белая церковь.

Был получен приказ подготовить землянку, и роты приступили к строительным работам. Просторный блиндаж с окном и дверью был сделан для санчасти.
В батальоне было пять медицинских работников – военврач, военфельдшер, три санинструктора, - все молодые мужчины, за исключением меня. Положение единственной девушки среди сотен мужчин нисколько меня не тяготило тогда.
Помнится первый день в батальоне, когда старшина сбился с ног, чтобы подыскать подходящее обмундирование. И тем не менее всё на мне висело, как на вешалке, а с брюками было одно наказание: они никак не хотели держаться на том месте, где им предназначено. Пришлось носить на помочах, сделанных из бинтов.

Но это не помешало мне очень быстро освоиться и искренне уверовать в свою неотразимость. Я коротко постригла волосы, научилась щеголевато «приветствовать», залихватски крутила «козью ножку», и вообще старалась изо всех сил производить впечатление бывалого вояки.

Приближался канун Нового года. На фронте наступила передышка.

Молодёжь не могла придумать, как бы поинтересней провести новогодний вечер. Было решено обследовать церковь. Увязая по колено в снегу, группа молодых офицеров подошла к чугунным церковным воротам. Издали казалось, что церковь хорошо сохранилась. На самом деле у неё был провален купол, выбиты окна, двери. Но всё это можно было при желании поправить. Закипела работа. К церкви потащили спиленные деревья, ветки. Старшины рыскали по окрестностям в поисках ламп.
И вот оно долгожданное 31 декабря 1941 года! В течении дня бойцы мылись, стриглись, брились, меняли бельё и воротнички. Перед ужином каптёры разлили в котелки по «двести». В землянках загалдели, зашумели. Порой доносились взрывы смеха.

А когда стемнело, построившись повзводно, батальон направился к церкви. При тусклом свете керосиновых ламп стоя выслушали короткий приказ комбата. Потом замполит объяви, что будет дан небольшой концерт. Выступить пожелал единственный, притом бессменный участник самодеятельности лейтенант Осипов.
Усевшись посреди церкви на толстый чурбан, лейтенант долго играл на гармошке попурри собственного сочинения на темы военных песен. Основной мелодией его попурри был рассказ о «синеньком, скромном платочке».

Когда гармошка утихла, раздались дружные хлопки, хотя лейтенантовы композиции все в батальоне слышали много раз. Своё выступление гармонист закончил неожиданно: - «Ну, а теперь, хлопцы, танцы до упаду!...».Бойцы засмеялись, закашляли, закрутили цигарки.

Танцевать никто не выходил. Неловкая пауза затягивалась. Гармонь заливалась напрасно. И вдруг я заметила, что наш всегда хмурый комбат как-то особенно посмотрел в мою сторону. Сердце запрыгало от радости, когда я увидела перед собой его долговязую фигуру, затянутую офицерскими ремнями. Ошеломлённая, польщенная поистине рыцарским вниманием (комбат был убеждён, что женщине не место на войне и в обращении с санинструктором был безнадёжно сух), я робко положила руку на плечо своего дорогого кавалера, и, став на цыпочки, послушно закружилась в знакомом танце.

Первое мгновенье было неприятно сознавать, что на ногах громадины-валенки, а шуба в нескольких местах прожжена и порвана. Но постепенно движения становились свободней, напряжение исчезало, появилось спокойствие и уверенность.
Уцепившись за портупею комбата, санинструктор кружилась, подчиняясь воле опытного танцора. Она не замечала, что все присутствующие смотрят на них. Она вообще ничего не замечала, обо всём забыла. В эти минуты санинструктор пережила такую полноту счастья, какая бывает у человека, вероятно, один раз в жизни…
Вслед за вальсом был краковяк, полечка, падэспань, вновь вальс. Единственная дама переходила из рук в руки. Улыбалась и клала на плечо руку своим сверстникам и тем, кто вдвое старше её, рядовым бойцам и офицерам. В этот вечер санинструктор не знала усталости, неутомимо порхала на крыльях радости, как будто чувствовала что танцует в последний раз…Она, конечно, не могла догадываться тогда, что ровно через полгода батальон примет неравный бой у богом проклятого местечка Мясной Бор, где на её руках захрипит с пробитой грудью весёлый гармонист Вася Осипов, а лучшего, необыкновенного из комбатов найдут с распоротым животом… Саму же её, оглохшую, немую, с оторванной ногой повезет поезд на восток – всё дальше от скорбящей Ленинградской земли…